Ликвидаторы времени - Страница 28

Алик несколько раз беззвучно свёл ладони, изображая бурные аплодисменты, а Несвидов покачав головой, сказал:

— Здорово! Ловко вы, товарищ старший лейтенант! А ещё можно?

Следующим было «Адажио» Альбинони. Теперь мне тихонько хлопали все. На эти странные звуки из дальней комнаты выглянул командир. По выражению его лица, скрывавшегося в полумраке, я не мог понять, нравится ему этот импровизированный концерт, но Саша разрешил мои сомнения, махнув рукой, мол, продолжай.

И я продолжил — выдал немного блюзовых вариаций, внимательно следя за реакцией зрителей. Несмотря на непривычность мелодий, народу нравилось. Примерно в середине композиции во входную дверь проскользнули Трошин и Марина. Постояв немного у двери, они затем устроились на подоконнике.

Доиграв блюз, я сделал паузу. Входная дверь опять открылась — на пороге появился Казачина. Он обвёл всех присутствующих взглядом и, широко улыбнувшись, спросил:

— Надеюсь, концерт ещё не закончился? А то я обижусь…

Ну, как ему было отказать? И я выдал Венгерский танец номер 5 Брамса, правда, в конце отошёл от классического стиля, добавив немного народных интонаций. Ваня показал мне большой палец и сел в «первом ряду».

А потом, сам не знаю почему, я взял несколько аккордов, и, вопреки своему обыкновению (голос у меня не очень, к тому же пением я никогда не занимался), не запел, а, скорее, начал ритмично читать:

Светит незнакомая звезда,
Снова мы оторваны от дома.
Снова между нами города,
Взлетные огни аэродромов

Здесь у нас туманы и дожди,
Здесь у нас холодные рассветы,
Здесь на неизведанном пути,
Ждут замысловатые сюжеты

Надежда — мой компас земной,
А удача — награда за смелость.
А песни… довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось.

Я покосился на Алика — он сидел, подперев рукой щёку и, судя по отсутствующему выражению на лице, был далеко. Где-то там… Дома… И неунывающему Казачине тоже взгрустнулось — сидит, уткнув взгляд в пол.

«Да, зря я, наверное, этот концерт затеял? Вот песню допою — и баста!»

Ты поверь, что здесь издалека
Многое теряется из виду
Тают грозовые облака
Кажутся нелепыми обиды
Надо только выучиться ждать
Надо быть спокойным и упрямым
Чтоб порой от жизни получать
Радости скупые телеграммы

К остальным слушателям присоединились и наши командиры. Бродяга тихо стоит, глядя в окно и повернувшись ко всем спиной. Не вежливо, но пусть его… А вот Фермер молча показал мне большой палец.

И забыть по-прежнему нельзя
Все, что мы когда-то не допели
Милые усталые глаза
Синие московские метели
Снова между нами города
Жизнь нас разлучает, как и прежде
В небе незнакомая звезда
Светит, словно памятник надежде

С последним аккордом из-за одного из столов высунулся Зельц, которого я, почитай сегодня и не видел, и, восторженно улыбаясь, спросил:

— Это что, песня осназовцев, товарищ старший лейтенант?

За спиной у него хрюкнул в кулак Шура-Раз. Надо полагать — пытался сдержать смех, хотя с этой точки зрения мы в своём времени эту песню точно не воспринимали.

— Можно сказать и так… — попытался выкрутиться я.

— А я вот помню, к нам в Ленинград в тридцать шестом году один испанец приезжал, — продолжил свою наивную атаку Дымов. — Так же здорово играл, как вы!

«Интересно, что это за испанец?» — напряг я извилины, а в слух спросил:

— А как этого человека звали?

— Андре… Андреас Сегония…

— Сеговия? — «Ну, точно! Он же в Союз до войны несколько раз приезжал!» — вспомнил я биографию величайшего исполнителя и теоретика гитары.

— Точно, он! Сеговия! Меня мама на концерт водила! — восторженно воскликнул Дымов.

Тут настал мой черёд заржать в голос. Лестно, конечно, когда тебя сравнивают с Сеговией, но боюсь, он сыграет лучше меня, даже если ему оставить по одному пальцу на каждой руке!

— Посмеялись, и, будя! — вступил в разговор командир.

— Товарищ майор, ещё одну песню! Да! Пожалуйста! — нестройный, но дружный хор слушателей меня немало удивил.

— Ну, что Антон? Давай, раз народ жаждет! Только не очень грустную…

Я оглядел собравшихся, хулигански присвистнул, размашисто «врезал» по струнам, и начал новую песню:

Я вышел ростом и лицом —
Спасибо матери с отцом,
С людьми в ладу — не понукал, не помыкал,
Спины не гнул — прямым ходил,
Я в ус не дул, и жил как жил,
И голове своей руками помогал…

Некоторые слушатели даже начали притоптывать в такт. Но вот начался второй куплет:

Но был донос и был навет —
Кругом пятьсот и наших нет,
Был кабинет с табличкой: "Время уважай",
Там прямо без соли едят,
Там штемпель ставят наугад,
Кладут в конверт — и посылают за Можай.

На лицах появилось недоумённоё выражение, особенно приятно было смотреть на Славу Трошина!

Потом — зачет, потом — домой
С тремя годами за спиной,
Висят года на мне — ни бросить, ни продать.
Но на начальника попал,
Который бойко вербовал,
И за Урал машины стал перегонять.

Пришлось немного скостить срок, чтобы уложится во временные рамки, но, думаю, Владимир Семёнович на меня бы не обиделся.